- Отстань, - прошипела Вера Ивановна.
Вера-Ворона и Лиса Алиса были соседки по дому престарелых - или, как деликатно называли его врачи, «пансионату», - и враги. С чего началась вражда, они сами уже не очень-то помнили, а вот ехидная сестра-хозяйка утверждала, что с куска деликатесного сыра - купленного Вороновой, а съеденного Лисавиной.
- И ангельский быть должен голосок! Спой, светик, не стыдись, - не унималась дразнилка Алиса. Другие старики захихикали. Глаза Веры Ивановны наполнились слезами. Да, ей очень понравилось петь под караоке, хитрый прибор, привезенный внуком одного из постояльцев - и поэтому особенно горько было ей от полного отсутствия слуха... За фамилию и это немузыкальное карканье и прозвали её Вороной.
- Заткнись!.. - рявкнула Вера Ивановна. Слёзы брызнули, дробя свет лампы в осколки. Схватив палку, Воронова тяжело заковыляла к себе, кипя от возмущения - опять Лиса довела ее при всем честном народе!
Выжидать пришлось несколько дней; однако Вера Ивановна все-таки улучила момент, когда её никто не мог видеть, и сунула врагине под подушку дохлого мышонка. Позже, услышав дикий визг, она зашлась злорадным скрипучим смехом.
- Взрослые люди, а ведете себя, как глупые девчонки! - отчитывал наутро обеих старушек врач. - Ну что это такое? Вы еще пастой зубной друг дружку перемажьте! Что с вами прикажете делать - как в советской психушке, лекарствами накачать до невменяемости? Себе нервы треплете, другим постояльцам, персоналу! И не стыдно?
Алиса Георгиевна и Вера Ивановна кивали в такт, изображая смирение и раскаяние - однако искоса бросая друг на друга ехидные взгляды - еще не вечер, подружка, ужо я тебя!..
Пару недель спустя, в особенно тёплый майский вечер, Вера Ивановна шла по дорожке пансионатского парка. Хоть и ходила она с палкой, тяжело переставляя ноги, но сидеть на лавочке прямо у входа в здание вместе с остальным «старичьём» ей не хотелось. Тем более там, в пустынных уголках парка, щелкали-заливались соловьи. Любуясь ранней сиренью, Вера Ивановна вдруг споткнулась, едва не упала. Поправив очки, она поглядела под ноги и похолодела - поперек дорожки лежала нога, в щегольском чулке со швом! Оказалось, в кустах рядом с дорожкой лежала Алиса Георгиевна - руки нелепо разбросаны, туфля отлетела... и - ой, что это?! - рыжие волосы съехали набекрень...
- Алиса Георгиевна! Алиса! Алиска! Вставай, зараза! Очнись, очнись, карга старая, - закричала Воронова, грузно упав на колени и шлепая бесчувственную Алису по щекам. Припав к тощей Алисиной грудине, прислушалась и не поняла, бьётся ли у той сердце - свое собственное бухало слишком громко. А от вида лежащего в траве рыжего парика в груди и вовсе делалось тесно.
- Слышишь, ты? - Вера не узнавала свой голос, жестяным карканьем рвущий горло, - слышь?! Ты не смей тут подыхать, ты поняла? Щас я врача позову, ты подожди...
Вера Ивановна сама не помнила, как домчалась на больных ногах до медсестры:
- Алиса... там... у забора... - прохрипела она; потом стало темно.
Когда она вновь открыла глаза, было ослепительное утро. Поглазев на лениво танцующие в столбе света пылинки, Вера Ивановна наконец перевела взгляд на источник слабых звуков в изножье кровати. Там сидела Алиса Георгиевна и душила плач ладошкой.
- Лиса... - тихо позвала Вера Ивановна. - Не реви... Живые мы обе, обошлось. И ваще - не дождесси, чтоб я раньше тебя померла, - слабо хихикнула она.
- Вер... Я тебе тут - вот, - зашуршала пакетом Алиса Георгиевна, - сыра купила.
Всхлипнув, она уткнулась размокшим макияжем в краешек подушки. Вера Ивановна ласково погладила ее по неправдоподобно пышным рыжим кудрям.
